"Э" оборотное что дышло
Статья :
Закон об экстремизме в действии: мнения экспертов
Впервые после принятия поправок, ужесточающих закон о противодействии экстремизму, этот акт использован против СМИ. Прецедент и дальнейшие планы властей по зачистке медийного пространства комментируют наши эксперты.
Дословно :
Из обращения организаторов кампании "Экстремизма нет"
В конце 2008 года в России был создан Департамент МВД по борьбе с экстремизмом — так называемые центры "Э". За год своего существования центры "Э" успели зарекомендовать себя как общественно опасная структура, которая творит произвол и нарушает права граждан. Широта и расплывчатость понятия "экстремизм" позволяет подвести под него все что угодно. Используя "антиэкстремистское" законодательство центры "Э", прокуратура, ФСБ занимаются травлей политической оппозиции и участников социальных движений.
Критика действий власти, разоблачение коррупции чиновников, борьба с произволом милиции и даже цитирование классиков может быть истолковано правоохранительными органами как "экстремизм" и разжигание социальной розни. Бывшие сотрудники УБОПа, использующие как методы ведения следствия избиение, запугивание и подброс наркотиков, теперь применяют их в отношении участников социальных движений. Центры “Э” превращаются в политическую полицию на службе у бюрократического аппарата власти.
Сайт extremizma.net
Все идет к ухудшению ситуации. В этом году мы имели знаковое дело Лоскутова в Новосибирске, дело нацбола Алексея Никифорова в Екатеринбурге – яркие примеры нелепости применения антиэкстремистского законодательства. Никифорова обвинили в том, что он принес в приемную "Единой России" оскорбительное поздравление Путину – плакат "Путин, уходи". Даже суд признал, что в его действиях не было ничего неправомерного. Но поскольку он это делал в качестве члена запрещенной НБП, они сочли это проявлением экстремизма и человек получил реальный срок.
Аналогичная обстановка с охотой на мусульманских "экстремистов", пример – дело "Хизб-ут-Тахрир". Оперативный учет и контроль над общественной деятельностью людей, публичными мероприятиями осуществляется теперь легальным образом. Все это не ново, но с созданием департамента "Э" это приобрело серьезную основу. Если раньше для УБОПа это было вспомогательным занятием, то сейчас этим людям нужно оправдывать свое существование, и другой возможности, кроме как фабриковать дела и выдумывать факты экстремизма, у них для этого нет. За это время департамент опробовал "сторожевой контроль". Процедура, придуманная для контроля над людьми, находящимися в розыске, применяется к представителям оппозиции, ничего криминального не совершившим. Тому есть многочисленные примеры.
"Клиентов" для черных списков сотрудники "Э" ищут, внедряясь в ряды тех же нацболов. Если внедриться не удается, всегда есть административные задержания на публичных мероприятиях, оппозиционные съезды, выступления оппозиционеров в СМИ, а также наблюдения за перемещением человека – при покупке билетов на самолет, поезд информация попадает в департамент "Э" и оттуда спускается на места. Это превращается в форменное издевательство. Так, Роман Доброхотов возвращался из Волгограда в Москву и был задержан на Павелецком вокзале. Милиционер даже показал ему директиву о том, что должен провести с экстремистом Доброхотовым воспитательную беседу о недопустимости проявлений экстремизма на общественном транспорте. Это даже смешно, хотя это явное нарушение прав человека с причинением ему неудобств, но к этому смешному, к сожалению, вся ситуация не сводится.
Я уже не говорю об усилениях, связанных с какими-то государственными мероприятиями, посещениями регионов первыми лицами, когда людей из этих черных списков блокируют в помещении, не пускают их на улицу, останавливают машины – не дают им нормально вести жизнь, не то что общественную активность проявлять. Эти нарушения прав граждан никаким законом не обоснованы.
Подозрение в экстремизме – это первоначальный повод для задержания человека. В случаях с правозащитником Алексеем Соколовым, с Артемом Лоскутовым дела возбуждались совсем по другим статьям. В таких делах, как правило, оправдательных приговоров не бывает.
Никаких полезных общественных функций этот департамент не выполняет, это абсолютно надуманная структура, которая предназначена исключительно для политических репрессий.
Александр Аверин, член исполкома "Другой России":
Самый свежий вопиющий пример работы центра "Э" – похищение председателя рязанского оргкомитета "Другой России" Сергея Ежова. 23 октября около станции метро "Водной стадион" люди в штатском без объяснений заломали Сергею руки, посадили в автомобиль, отобрали личные вещи, паспорт и деньги. А далее стали требовать ответов на вопросы относительно члена "Другой России" Сергея Фомченкова, требовали позвонить ему и назначить встречу, чтобы схватить его, в обмен на эту услугу они обещали отпустить Ежова. Он отказался выполнять требования, и его стали избивать, после чего зачем-то отвезли в город Набережные Челны, в Татарстан, где в местном ОВД допрашивали как свидетеля неизвестно по какому делу. Только потому, что мы подняли большой шум в СМИ, его отпустили.
Вообще за последний год огромное количество людей было осуждено за экстремистскую деятельность. В этом большая заслуга сотрудников центра "Э", задача которых – борьба с политической оппозицией, а не с реальными преступниками. Ничем другим, кроме как преследованием оппозиционеров, департамент нам не запомнился. Большинство дел доходит до суда, и суд всегда принимает сторону обвинения вне зависимости от того, насколько оно обоснованно.
Елена Рябинина, руководитель Программы помощи политическим беженцам из Центральной Азии:
В течение последних лет ситуация с "антиэкстремистской" борьбой стремительно ухудшается, не просматривается никаких признаков изменения этой тенденции. Вчера Верховный суд Татарстана вынес приговор по делу о причастности двенадцати подсудимых к запрещенной организации "Хизб-ут-Тахрир". Процесс длился восемь месяцев. Семь человек осуждены на сроки от четырех до восьми лет лишения свободы в колонии строгого режима, четверо получили условные сроки и один, ранее признанный невменяемым, направлен на принудительное лечение. Прецедентное значение этого дела в том, что впервые в России лицам, обвиняемым в причастности к "Хизб-ут-Тахрир", вменена подготовка к насильственному захвату власти. При этом у них не обнаружили ни оружия, ни боеприпасов, ни взрывчатых веществ. Обвинение строилось исключительно на изъятой у них литературе, листовках, на экспертизах, которые были проведены (а экспертизы - это отдельный предмет для разговора о деятельности антиэкстремистского департамента), на показаниях свидетелей, основная часть которых – сотрудники правоохранительных органов или так называемые "секретные свидетели". Один из таких секретных свидетелей, после того как его допросили в этом качестве, явился в суд в середине процесса и потребовал, чтобы его допросили открыто под его собственным именем. Он рассказал о том, как на него давили во время следствия, чтобы он давал показания, нужные следственному отделу ФСБ, который занимался не столько расследованием, сколько фабрикацией этого дела.
Эта кампания по "борьбе с экстремизмом", которая идет уже больше пяти лет, может привести, и уже привела, к одному результату - принудительной радикализации прежде всего мусульманской молодежи, то есть к прямо противоположному эффекту по сравнению с тем, который декларируется. Это имитация борьбы и с экстремизмом, и с терроризмом. Огромная масса людей, которые сами попадают под каток репрессий или попадают их родственники, убеждаются в том, что не могут защитить себя правовыми средствами, они загнаны в угол. А загнанный в угол человек может стать непредсказуемым.
Этот департамент – еще одна структура, которая, как мне кажется, существует ради самой себя. Статья за экстремизм применяется часто не по назначению, а против любых форм инакомыслия – религиозного, политического, какого угодно.
Александр Верховский, директор информационно-аналитического центра "СОВА":
Нужно понимать, что основная деятельность по применению антиэкстремистского законодательства осуществляется не милицией. Департамент "Э" – просто оперативники, они бегают, кого-то ловят, руки выкручивают. Они даже следствия не ведут, и поэтому основная масса злоупотреблений этим законодательством приходится не на них, а на прокуратуру. Этот департамент вместе с его отделами сделал одно хорошее дело: за этот год они арестовали очень много реальных участников насильственных группировок, особенно в Москве, и это привело к тому, что уровень расистского насилия в городе реально сократился. Это в чистом виде их заслуга. К сожалению, такими успехами не могут похвастаться другие города, региональные сотрудники либо иначе понимают свои задачи, либо предпочитают не перенапрягаться.
С другой стороны, особенность нашего законодательства такова, что под экстремизмом что только не понимается. Соответственно, одни и те же оперативные работники занимаются одновременно всем: и ловят участников вооруженных подпольных группировок, представляющих серьезную общественную опасность, и гоняются за совершенно безобидными общественными активистами. Это плохо с любой точки зрения, потому что это понижает эффективность их работы. Много случаев, когда сотрудники центров "Э" напрямую виновны в задержании людей без всяких разумных причин.
Большинство случаев неправомерного применения антиэкстремистского законодательства не связано с уголовным преследованием. Как правило, речь идет о двух вещах: либо это давление на СМИ, и тогда этим занимаются прокуратура и Роскомнадзор, либо, что реже, это давление на какие-то общественные организации с вынесением им предупреждений, и этим занимается прокуратура. Кроме того, создаются грубые помехи общественным активистам, которые по каким-то причинам попали в список на контроль по подозрению в экстремисткой деятельности. В принципе само по себе существование "черных списков" оправданно, у оперативной службы должен быть список – они же не могут ходить за всеми. Вопрос в том, как туда люди попадают. Скорее всего, туда записывают тех, кто больше "высовывается", и тут уж все зависит от фантазии местных правоохранителей. Известен случай Сергея Шимоволоса, нижегородского правозащитника: он обнаружил, что состоит в таком списке, подал в суд, и суд подтвердил, что он может числиться в списке. Решение суда было совершенно нелепым, видимо, это особенности нижегородского правосудия, судья даже умудрился написать, что политический сыск уместен.
Проблема не в том, что человек просто находится в каком-то списке – но у людей возникают из-за этого реальные трудности: их задерживают, снимают с поездов. А могут с людьми приключиться и вовсе неоднозначные истории, как в нашумевшем случае художника Артема Лоскутова из Новосибирска. Его арестовали за наркотики, но любопытно, что задержали-то его именно сотрудники центра "Э". И дело тут даже не в том, его это были наркотики или ему их подбросили. Как так получилось, что его задержали сотрудники "Э", а не наркоконтроль? И за что он попал к ним в список, за свои "Монстрации" (ежегодные шествия под абсурдными лозунгами. - Ред.)? Любому нормальному человеку понятно, что это не повод ставить кого-то на оперативный контроль, а даже если им кажется, что это повод, то все равно повод никак не для задержания, хотят за ним следить – пусть ходят за ним, но задерживать не имеют права.
Характер деятельности этого департамента очень сильно зависит от региона. Вероятно, есть общеполитическая установка на то, что надо пресекать какие-то группы, которые считаются оппозиционными, хотя Лоскутов, к примеру, даже не оппозиционер. Самодеятельность местных властей имеет большое значение. Административные власти дают "добрые" советы прокуратуре и милиции. Иногда эти "добрые" советы даже звучат в полный голос, как в случае с нижегородским комитетом прав человека. Местная прокуратура под давлением общественности пока что отступилась от своих намерений закрыть комитет. Со всей провинциальной непосредственностью местный прокурор, подписывая заявление, искренне сослался на рекомендации замглавы администрации города по закрытию "политически нехорошей организации".
Cитуация во многом зависит и от настроений самих руководителей правоохранительных органов. В Петербурге сотрудники центра "Э" почему-то очень любят охотиться на местных анархистов и антифашистов, хотя не сказать, что те какие-то особенно агрессивные. Да, там есть социально опасные группы, и они должны быть на контроле, но в Питере с этим контролем явные аномалии. При этом питерский департамент, в отличие от московского, не может похвастаться тем, что активно борется с неонацистскими группировками в городе.
А в каких-то регионах фантазия сотрудников департамента заходит еще дальше. В Татарстане сейчас под судом Ирек Муртазин, бывший пресс-секретарь президента Шаймиева. У него обвинений целый букет и среди прочего – возбуждение враждебности к такой социальной группе, как правительство Татарстана. Местная прокуратура, вроде бы не самая неграмотная, почему-то считает возможным предъявлять такие беззастенчиво дикие обвинения. А в соседнем Башкортостане ведется дело интернет-сайта "Уфа губернская" с настолько же надуманными обвинениями, люди уже успели посидеть в СИЗО и только временно отпущены под подписку. Чем жестче режим в регионе, тем более дикие случаи применения антиэкстремистского законодательства.
Однако в целом появление департамента по противодействию экстремизму, на мой взгляд, улучшило ситуацию. Все эти неправомерные задержания, пресловутые списки и прочие безобразия – все это было и раньше. С появлением департамента антиэкстремистские подразделения стали больше заниматься тем, чем им и следует заниматься.
..."(полный текст)
P.S... (НЕЗАКОНЧЕНО!)
Сообщения
Комментариев нет:
Отправить комментарий