"...Вот чего он точно не ожидал, так это того, что аналогичное отношение возобладает и в церкви. И вместо проповеди учения о спасении она станет навязывать народу идеологию, которая снабжает его подручными средствами культурной и национальной идентификации. Успехи налицо — подавляющее число россиян охотно числят себя православными. Правда, легко обходятся без посещения церкви. Перемены происходят на поверхности сознания, его глубины остаются непотревоженными. И что в них происходит — одному Богу известно"...

"...
http://www.chaskor.ru/  пятница, 13 марта 2009 года, 11.25



Борис Фаликов  
Православие для ширнармасс



Сегодня отечественная интеллигенция и православная церковь пытаются влиять на народ одним и тем же способом, обращаясь с ним как с пассивным объектом манипуляций. Это не самый приятный и дальновидный, но действенный метод подчёркивает преемственность родных традиций.


Успехи налицо — подавляющее число россиян охотно числят себя православными. Правда, легко обходятся без посещения церкви. Перемены происходят на поверхности сознания, его глубины остаются непотревоженными. И что в них происходит — одному Богу известно.

Минуло 100 лет с тех пор, как Сергей Николаевич Булгаков в сборнике «Вехи» призвал интеллигенцию воцерковляться. Сделал он это тогда, когда интерес к религии и православию уже давал о себе знать. Радикальный атеизм, завещанный интеллигенции Чернышевским, Писаревым и иже с ними, пошатнулся. Начиналось то, что впоследствии назовут русским религиозным возрождением, одним из лидеров которого и стал Булгаков.

Оно было очень разным. Между мятущимся штейнерианцем Андреем Белым и православным традиционалистом Михаилом Новоселовым лежала огромная дистанция. Но всех их объединяла одна интуиция — приоритет духовной жизни над внешними формами человеческого общежития. Эту мысль в самом общем виде высказал в предисловии к «Вехам» их составитель Михаил Гершензон, Булгаков был конкретнее: духовная жизнь русской интеллигенции должна быть накрепко связана с православием. 

"Поразительно невежество нашей интеллигенции в вопросах религии. Я говорю это не для обвинения, ибо это имеет, может быть, и достаточное историческое оправдание, но для диагноза ее духовного состояния. Наша интеллигенция по отношению к религии просто еще не вышла из отроческого возраста, она еще не думала серьезно о религии и не дала себе сознательного религиозного самоопределения, она не жила еще религиозной мыслью и остается поэтому, строго говоря, не выше религии, как думает о себе сама, но вне религии."

Сергей Булгаков. Героизм и подвижничество

Вопреки надеждам деятелей религиозного возрождения, к власти в России пришли как раз наследники Чернышевского и Писарева. Для Ленина и его соратников православная церковь была одним из архиврагов. Расправу с ней нельзя было откладывать в долгий ящик. Атеизм стал ключевым звеном тоталитарной идеологии, которая надолго подчинила себе страну. Стало быть, Булгаков был прав, предупреждая об опасности его радикальных изводов?

Пожалуй, прав. Он ошибся в другом. У Булгакова не вызывала сомнения глубокая народная вера. Здесь он опирался на давнюю славянофильскую традицию, хотя и оговаривался, что она «слишком прекраснодушна». Поэтому предпочитал ссылаться на более трезвый взгляд Достоевского: да, народ «грешит и пакостит ежедневно», но всегда понимает, что это грех, потому что в душе у него живет вечный идеал Христа.

С осуждением цитировал Булгаков знаменитые слова Белинского в письме к Гоголю насчет атеизма русского народа. Мол, суеверий много, но религиозности нет и в помине, а есть здравый смысл, на благодатную почву которого и должны упасть семена просвещения. 

Вера в глубину народного православия у Булгакова была так сильна, что в финале веховской статьи он решился на пророчество, вернее, полупророчество, потому что сделано оно было в сослагательном наклонении. Да и сбылось ровно наполовину. Если бы народилась новая церковная интеллигенция, которая сочетала бы истинное просвещение и веру, какую бы пользу принесла она народу!

А если бы подверглась за это гонениям, то праведные ее муки «совершенно особенным образом отозвались бы в душе народной». Просвещенное поколение, пришедшее к вере, вскоре громко заявило о себе. И со временем по полной программе претерпело от рук безбожной власти.

Досталось и интеллигентной молодежи, которая пришла к православию сразу после революции. Отец Сергий Мечев и его юное окружение — лишь один из многих примеров. Но в душе народной это никак не отозвалось, поскольку народ строил под руководством этой самой «безбожной власти» светлое будущее.

Правда, и слова знаменитого критика-афея тоже не нашли подтверждения в отечественной истории. Дефицит здравого смысла у народа оказался примерно равен дефициту веры.


"И как всякая общественная среда вырабатывает свои привычки, свои особые верования, так и традиционный атеизм русской интеллигенции сделался само собою разумеющеюся ее особенностью, о которой даже не говорят, как бы признаком хорошего тона. Известная образованность, просвещенность есть в глазах нашей интеллигенции синоним религиозного индифферентизма и отрицания."

Сергей Булгаков. Героизм и подвижничество


Конечно, никак нельзя утверждать, что светоч веры сохраняла только интеллигенция. Но у интеллигенции в условиях гонений было одно преимущество. Она могла опираться на книги, когда внешние формы церковности были сведены к минимуму. Народное же православие, лишившись этих подпорок, понесло большой ущерб.

 В 70-е годы прошлого века молодым неофитам из интеллигентской среды уже приходилось сообщать старушкам из народа, когда в этом году будет Пасха. Булгаков бы очень удивился. Но были свои проблемы и у книжного православия. Как рассказывал Сергей Сергеевич Аверинцев, один его приятель так пошутил насчет другого: «Бог — его любимая категория».

Когда на страну свалилась религиозная свобода, все эти проблемы дали о себе знать, не говоря о куче остальных. Отношения церкви и интеллигенции не заладились. Они были непростыми и в булгаковские времена. Булгаков с горечью писал о том, как образованное сословие с удовольствием изобличает язвы церковной жизни, обнаруживая в ней рассадник обскурантизма и косности. 

Оказываясь в культурной изоляции, церковь неуклюже защищается, невольно впадая в тот самый обскурантизм, который ставят ей на вид. Свои услуги ей предлагают всякие «ловцы в мутной воде», и не откажешь, приличные-то люди брезгуют. На первый взгляд похоже на день сегодняшний. 

Посмотрите на дебаты вокруг введения ОПК в школе, и увидите всё это невооруженным глазом. Но есть и серьезное отличие. «Принципиальное отрицание религии», в котором Булгаков уличает интеллигенцию, сменилось иным подходом.

Где вы видели у нас настоящих атеистов? Это на Западе очень активны лидеры «нового атеизма» — Ричард Докинз, Кристофер Хитченс, Энтони Грейлинг. Они сражаются с самой сущностью религии, противопоставляя ей последние достижения науки. У нас это горстка людей, которая и в самостоятельное движение едва оформилась.

Есть у нас академик Гинсбург, которого еще можно отдаленно сопоставить по духу его воинственных эскапад с профессором Докинзом, да, пожалуй, и всё. Большинство же тех, кто критикуют церковь, делают это не с атеистических, а с антиклерикальных позиций. Более того, охотно зачисляют себя в агностики.

Неприязнь у них вызывает не вера per se, а политика церкви, ее попытки распространить свое влияние в те сферы государственной жизни, куда ей, согласно конституции, не должно быть ходу. Церковь в ответ мощно играет мускулами. Мировоззренческого клинча нет, оппоненты говорят на одном языке — политической борьбы. Какими же средствами она ведется?


"Если мы попробуем разложить эту «антибуржуазность» русской интеллигенции, то она окажется mixtum compositum составленным из очень различных элемент тов. Есть здесь и доля наследственного барства, свободного в ряде поколений от забот о хлебе насущном и вообще от будничной, «мещанской» стороны жизни. Есть значительная доза просто некультурности, непривычки к упорному, дисциплинированному труду и размеренному укладу жизни."

Сергей Булгаков. Героизм и подвижничество

Прошлый век не зря называют веком восстания масс, но массы проявили в ходе восстания не только страшную энергию разрушения, но и удивительную податливость. Оказалось, их можно направлять ровно туда, куда нужно горстке вождей.

Открыты были мощные механизмы обработки сознания. Тоталитарные режимы приказали долго жить, но способы управления массами постоянно совершенствуются, обзаводясь всё новыми технологиями. В свое время Арнольд Тойнби писал о том, что главной угрозой, с которой мы столкнемся в будущем, будет идеологическое манипулирование. Как в воду глядел.

Нынешние интеллектуалы относятся к подобной обработке масс как к чему-то само собой разумеющемуся. Да, она слишком часто использовалась во вред, но может приносить и благо. Технология — вещь этически нейтральная. Главное — насколько она эффективна. Поэтому любая политическая борьба у нас ведется с помощью этого проверенного оружия. Религиозная сфера не исключение. 

Булгакова не удивил бы такой поворот событий. Он сам писал о высокомерном отношении интеллигенции к народу, которая относится к нему как к «объекту спасительного воздействия». Вот чего он точно не ожидал, так это того, что аналогичное отношение возобладает и в церкви. И вместо проповеди учения о спасении она станет навязывать народу идеологию, которая снабжает его подручными средствами культурной и национальной идентификации. Успехи налицо — подавляющее число россиян охотно числят себя православными. Правда, легко обходятся без посещения церкви. Перемены происходят на поверхности сознания, его глубины остаются непотревоженными. И что в них происходит — одному Богу известно. 

Таким образом, и церковные, и светские умники извлекли из опыта народной податливости один и тот же урок — к массам надо относиться как к малым детям, оберегая их от заблуждений, в которые они могут впасть по малолетству. А другого урока не извлекли — как легко они в этом случае могут поменять одного вожатого на другого. И как опасно пестовать в них этот инфантилизм.

Сергея Николаевича Булгакова можно упрекать в идеализации народа, но его нельзя упрекнуть в ложном понимании христианства. Для него это не одна из внешних идеологий, а опыт внутреннего становления личности, который как раз и помогает освободиться от диктата извне. «И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего» (Рим.12.2). Именно этим и спасалась та часть советской интеллигенции, которая всерьез пришла к вере. Она-то призыв «Вех» усвоила. Нынешние интеллектуалы и нынешняя церковь — нет. Конфликт между ними — это конфликт единомышленников, борющихся за право учить народ уму-разуму, но при этом относящихся к нему как к пассивному объекту манипуляций.

Статьи по теме:

Мистика или харизма? 
Рациональный страх 
Порочный круг 
В плену у матрицы


..."(полный текст)


P.S... (НЕЗАКОНЧЕНО!)